|
|
К ВОПРОСУ О МЕСТИ ПРЕДМЕСТИЙ…
В Подмосковье живут десятки тысяч русских беженцев. В отличие от парижских арабов у них нет ничего — ни гражданства, ни крыши над головой
В этом бараке уже 6 лет существует семья русских беженцев. (Фото Аркадия Бабченко)
Беспорядки в Париже наделали много шума. Сожженные в Клиши-де-Буа автомобили до сих пор будоражат общество. А у нас у самих под боком лежит точно такой же фугас. Как говорил герой любимого мной фильма «Отряд»: «Чё те эта Франция? Вот же твоя земля…».
Арабских гетто у нас, если не считать студенческих городков в Воронеже, пока нет. Зато у нас есть гетто русские. В них живут русские второго сорта — беженцы, люди без гражданства. Не имеющие никаких прав. Даже такого элементарного, как право на медицинскую помощь.
Сколько десятков тысяч русских беженцев живут сейчас в Москве и ближайшем Подмосковье, не знает никто. Их попросту никто не считал. Какую-то статистику пытается вести Форум переселенческих организаций — по их данным, только из Чечни бежали около 300 000 человек. Это без учета бывших республик.
В отличие от парижских арабов нашим беженцам терять уже нечего. У французов (именно так!) хотя бы есть гражданство и крыша над головой. У наших — ничего. Совсем ничего.
Валентина Водопоенко. (Фото Аркадия Бабченко) Если повернуть на развилке от Нового Иерусалима направо и проехать километр-полтора, начинается поселок Северный. Когда-то это был академический поселок института им. Курчатова. Академиков здесь давно уже нет, земли раскуплены и застроены. Коттеджики по крикливости соперничают с припаркованными рядом с храмом машинами.
А через дорогу от Северного стоят еще несколько домов, к поселку не относящихся. В них живут семьи беженцев.
Собственно, назвать это гнилье домами можно только с большой натяжкой. Когда заходишь в эти трущобы, пропахшие гнилью и плесенью, ощущение времени теряется полностью. Черт его знает, в каком веке здесь живут. Но это не Европа XXI века точно. Куда там Клиши-де-Буа! Арабы на Францию молиться должны.
Семья Валентины Ивановны Водопоенко бежала из Киргизии в 1999 году, когда там началась война. Армии требовались солдаты, рекрутов стали грести по принципу наших российских военкоматов — кто не спрятался, я не виноват. Бесправные русские оказались идеальными кандидатурами на пушечное мясо. Пожалуй, это был единственный раз, когда Бишкек обратил внимание на неграждан.
— Доходило до того, что приезжала машина и русские, словно зайцы, по огородам прятались. Как от полицаев.
А еще раньше у Валентины Ивановны и ее семьи из одиннадцати человек был свой дом в 40 километрах от Бишкека. Огромный домина, и участок огромный — семь гектаров земли. Землю эту обрабатывали еще ее деды. За два поколения возвели облицованный кафелем дом, посадили сад, сделали беседку, летний домик. Рай на земле. Живи не хочу. Не получилось.
Шесть лет жили на птичьих правах. Бросить землю, которую подымали два поколения, рука не поднималась. А продать ее было невозможно. Зачем покупать, если скоро можно будет взять даром? Валентина Ивановна обращалась к Акаеву — компенсируйте мне хоть половину стоимости, чтобы я не просила, не унижалась, и мы уедем. Нет, компенсировать не можем — вы не являетесь гражданами.
За российским гражданством русская женщина занимала очередь в миграционную службу при посольстве РФ ровно месяц. Результат нулевой. Миграционную службу все время реорганизовывали — то Чекалин там начальником был, то еще кто-то. Им не до работы было. Становилось все яснее, что дом и землю придется бросать.
— Не каждый киргиз плохо относился. Нормальные люди. Но общее отношение, отношение государства — мы никто. Как таджики здесь, в Москве, вот точно так же и мы там. В наш дом заселилась молодая семья, предложили нам 200 долларов. Я им дала 10 дней — или платите деньги, или уходите, и я просто подожгу свой дом. Выгнали их кое-как. Дом свой отдали киргизам-беженцам из Таджикистана. Они такие же, как и мы.
Сначала отключили тепло. Затем воду. В общем, уехали.
— В посольстве нам обещали: приезжайте в Россию, эта земля и дом останутся в вашей собственности. Да еще и в России дадим жилье, гражданство, прописку… Щас! У меня вон кипа документов — отказ, отказ, отказ… Спасибо, с гражданством Лидия Графова и Геннадий Селезнев помогли, а то до сих пор обивали бы эти пороги. Но радости нет, только боль, что досталось мне это такой ценой…
Ни о гражданстве, ни о квартире, ни о прописке, пенсии, льготах, медобслуживании и проч., и проч., и проч. речи попросту не шло. В посольстве (!) посоветовали — езжайте устраиваться в Подмосковье, может, что и найдете. Этим участие государства в обустройстве своих потенциальных граждан ограничилось.
Сели на электричку и поехали по деревням. В люди. На каждой станции выходили, спрашивали работу…
Так и познакомились с председателем истринского совхоза Павленко.
— Добродушный был такой. Дам, говорит, и работу, и квартиру. Пришли. Я как эту квартиру увидела — упала… Ну, у меня четыре мужика в семье, отстроим.
Когда-то это были бытовки, бараки. Строители их бросили, предприимчивый Павленко сносить тоже не стал, оставил и начал сдавать беженцам. Каждый месяц Водопоенко платили за жилье 1400 рублей.
Вместо семи гектаров земли и огромного дома, оставленного в Киргизии, семья Водопоенко получила… я даже не знаю, как это назвать. Не конура, не халупа, не барак и даже не землянка. Четыре куска гнилой фанеры по бокам и пятый сверху — крыша. Кусок полиэтилена вместо окон. Отгороженный ширмой угол вместо ванной. Буржуйка. Гнилой пол. Осенью — дождь прямо с потолка, зимой — сосульки до пола. Одиннадцать человек в десятиметровой комнате. Меньше метра на человека.
Ближайшими соседями Водопоенко по бараку оказалась семья с девятилетней девочкой. У девчушки была опухоль мозга, она умирала, не могла уже даже есть. Умирала в этом гнилье, в полиэтиленовом свете.
Рядом, в таком же развалившемся спортзале бывшего пионерского лагеря, жил другой беженец, Константин: прошедший всю войну ветеран-афганец с шестью детьми.
— Шесть лет мы живем в этом сарае без воды, тепла, без крыши, — продолжает Валентина Ивановна. — Сами латали, утепляли, ставили окна, двери. Но до сих пор зимой тут все промерзает насквозь. Хотя плату за жилье Павленко брал с нас исправно…
Регистрацию в новом «доме» председатель им так и не сделал. Когда своими просьбами они окончательно его достали, попросту выгнал их на улицу.
— Мороз был 28 градусов. Я с работы иду, смотрю — моя сноха с внучкой и бабушка девяностолетняя… И рядом Павленко. Бабушка не понимает, куда он ее ведет: «Сынок, я вся в медалях, мне здесь плохо…». Я подошла, говорю: «Сейчас я подожгу и твою собственность, и себя, и детей…».
В ответ на иск, поданный на председателя Павленко, суд в регистрации и праве проживания семье Водопоенко отказал.
* * *
В 1992 году, уже после развала Союза, сына Валентины Ивановны Олега забрали в армию. Россия о брошенных русских тоже вспомнила только тогда, когда ей понадобилось пушечное мясо. Служил Олег Водопоенко в Грозном. Что там было, он матери не рассказал до сих пор, но после восьми месяцев госпиталей Олег был уволен из армии по инвалидности — один глаз у него не видит совсем, второй — всего лишь на сорок процентов. То есть он может различать свет и тень.
Увечье, полученное на войне за государство, еще не является основанием для получения гражданства этого государства. Его нужно вымолить. На коленях проползти от Бишкека до Москвы через унижения и плевки. Это вам не Франция.
* * *
Сейчас Водопоенко воюют за эти бараки, эту землю под бараками — соток восемь-десять. Чтобы просто где-то жить. Потому что дальше — край. Некуда. Ну просто некуда. Персональный разъезд Дубосеково, бой на котором тянется уже шесть лет, а отступать по-прежнему нельзя.
Валентине Ивановне удалось собрать документы, которые подтверждают: бараки эти бесхозные. Никакие совхозы, ОАО, ООО прав на них не имеют. Но, несмотря на документы, эти бесхозные бараки Водопоенко так и не отдали.
— Сейчас нам поступают какие-то предложения — сначала мы должны уплатить 100 тысяч, чтобы оформить этоту бытовку в собственность, а затем можем выкупить его по 500 долларов за метр. Это вот за этот барак?! Но руководитель администрации нам сказала, что если мы через суд сможем признать ее за собой, она нам отдаст эту землю. Мы не самозахватчики, это вынужденно.
В миграционной службе в очереди на жилье они стояли 127-ми по счету, но «в ту среду нам сказали, что по новому кодексу жилье выдаваться больше не будет». Кстати, как только Водопоенко поставили на улучшение жилья, миграционная служба тут же лишила их статуса вынужденных переселенцев.
Инвалиду армии Олегу Водопоенко начислили льготы только в прошлом году. Сначала он не был гражданином РФ. Потом он не был прописан. Потом он не мог получать льготы, потому что у него справка была киргизская, а не российская. А теперь он получает льготы как инвалид, но лишен статуса переселенца и права на жилье. Замкнутый круг.
Субсидий на покупку жилья семье Водопоенко насчитали… семь тысяч рублей. Пожалуйста, покупайте квартиру на 11 человек. Хоть двадцать комнат! Но даже и эти гроши на руки не выдаются — можно только нанять строительную организацию. Аквариум для рыбок построить сегодня дороже выйдет.
В этом бардаке Валентина Ивановна умудряется заниматься и общественной деятельностью. Она — руководитель Истринского отделения Московской организации переселенцев. 48 человек с ее помощью уже получили гражданство.
Слава богу, хоть с администрацией поселка у Валентины Ивановны сложились хорошие отношения. С их согласия они начали строиться сами — взяли кредит, теперь пристраивают к бараку еще одну комнату.
— Только сейчас решились что-то делать. Нас же в любой момент могут вышвырнуть. Пятница совсем рядом, глядишь, и до нас доберутся. Строимся на свой страх и риск, ни на кого не надеемся уже. Два года убили только на то, чтобы попасть в миграционную службу. «Принеси лицевой счет, принеси домовую книгу…» Где я возьму домовую книгу, если у меня дома нету?
* * *
Когда старуху выкидывают на мороз… когда женщина говорит: «Подожгу и себя, и детей»… когда безрукий ветеран ютится в углу неотапливаемого спортзала с шестью детьми… когда умирающего ребенка чудом удается пристроить в госпиталь Бурденко (врачи, ребята, спасибо)… Это край, дальше некуда. Если так и будет продолжаться, то когда-нибудь это все обязательно рванет.
Если правительство не хочет думать о своем народе, пускай подумает хотя бы о себе. Поджиганием автомобилей здесь уже не обойдется. Самый опасный человек — тот, кто загнан в угол. Терять уже нечего. Попросту нечего. Вокруг Москвы таких бесправных живут несколько тысяч. Дивизия? Две?
— Мое предложение по-прежнему в силе, — продолжает Валентина Ивановна. — Я обращалась через Андрея Кокошина (председатель Комитета Государственной Думы по делам СНГ и связям с соотечественниками. — А.Б.) к власти — вы платите бешеные деньги Бишкеку за аренду военной базы. Берите мою землю — вам семь гектаров хватит? Пусть база стоит на моей земле! Бесплатно! Дайте мне взамен клочок земли в России, дайте хоть один гектар! По соглашению между Россией и Киргизией, пункт 7, за русскими, покинувшими страну, остается право собственности на землю, а здесь мне предоставляется жилье. Зачем нужно это соглашение, подписанное президентами стран, если и там не сохранили, и здесь не дали? Я не бедная, у меня земля, дом, почему я хожу клянчу? Напишите о нас, пожалуйста, хочу, чтоб до властей дошло — сколько нас таких. Из Казахстана люди бежали, по 100 — 200 гектаров земли бросали! Зачем за Байконур платите? Берите! Это наша земля, российская! Дайте нам взамен землю здесь…
P.S. Просим считать эту публикацию официальным обращением. Также Валентина Ивановна просит господина Митволя принять ее по земельным вопросам. Телефон Валентины Ивановны — в редакции.
|
|
E-mail: 
info@telesys.ru
