|
|
КИТАЙЦЫ В СИБИРИ
Сбывается мечта российского чиновника: приходит народ «послушный и работящий»
– Ну что ты спрашиваешь о китайцах? Возьми да и съезди сама, — сказал мне давний друг алтайский фермер Виктор Траутвейн. — Землю-то они в Китай не увезут. Мне лично все равно, кто ее обрабатывает. Ты знаешь, что через пять лет образуется залежь… Березняк наступает. В стране 30 миллионов га необработанной земли…
— Вот пусть китайцы и поднимают залежные земли. А как люди, ну те, кто там родился? — спросила я.
— Видишь ли, дорогая, все идет к тому, что народ собираются заменить.
— Это как?
— Вот иди и поинтересуйся.
Я поинтересовалась. Поехала в Плотаву Алтайского края. Шло лето прошлого года. Плотавские пейзажи — сказочной красоты. Редкое сочетание широты степей и ошеломляющего величия алтайских предгорий. Плотава — место встречи равнинного и горного Алтая. Стоит в самом выгодном месте — на федеральной трассе. По одну сторону — Казахстан, по другую — Новосибирск.
…Раннее утро. В магазин, что в центре села, пришел мужик и купил три флакона тройного одеколона. Представился так: «Меня звать — разорвать, а фамилия — лопнуть». Столкнувшись с охранником Сергеем, затеял спор о китайцах. О чем же еще спорить в Плотаве. Не о Путине же. Он сидит навечно. А китайцы — неизвестно, то ли временно, то ли навсегда.
Микушин (такая фамилия у покупателя) матерился, хаял китайцев. Серега стоял за китайцев, которые людям дают работу. Китайцы ему лично предлагали работу, но кому-то надо охранять магазин. Когда Серега вынужден был отвечать Микушину матом, всякий раз обращался ко мне: «Извините, мадам, мерси за такие слова». В споре победил Серега, потому что Микушин спешил домой на опохмелку.
К магазину подкатил трактор. Из кабины выскочил молодой человек. Блондин. Легкий. Быстрый. Улыбчивый. Ни дать ни взять Ваня Курский в исполнении Алейникова. На шее и запястье — тонкие золотые цепочки. Я уже знала, что его зовут Женя. Наверное, руководит тракторной бригадой, решила я про себя.
Тракторист Женя. (Фото Эльвиры Горюхиной) — Я Пекин обрабатывать не собираюсь, — сказал Женя. Как отрезал.
Ныне он баллотировался на пост главы районной администрации. Проиграл. Работает по найму. Лучше будет огород вспахивать старикам, дрова возить, но к китайцам — никогда и ни за что! Подошли люди, стоявшие у колхозной конторы. Диспут продолжался.
— Да это все она, Наталья. Хотела нам здесь Приморье устроить. Разве бы сами китайцы сюда пришли? Видать, сговорились.
— Не она сговорилась, это все наверху обделано за деньги. Вот погодите, осень придет. Поля пожаром займутся. Без смертоубивства не обойтиться.
— Да чо говорить-то теперь. Сдались китайцам без боя…
— А кто сдался? Женька не сдался. Я не сдался. Их вон из Покровки мужики поперли… Они там всех ограбили…
— Да эжлив бы не китаец, мы бы нонче не страдовали. Ни семян, ни запчастей.
— А вот мне все ж таки очень антересно. Почему у китайца деньги есть на чужое поле, а у нас на свое — нету?
— А потому что мы с тобой без штанов. — Аргумент показался всем убедительным. Диспут бы закончился. Но пришел автобус, и приезжий мужичонка добавил факт на тему «китайцы в Сибири».
— Вон под Искитимом (Новосибирская область. — Э.Г.) обнаружили подпольную теплицу. Ранние овощи китайцы выращивали. Помидоры для росту мочой поливали. Так их всех подгребли.
— Ой, да это ментам овощи приглянулися, чтоб самим наживаться.
— Может, и так…
«Так нам и надо»
Наталья Таскаева, бывший председатель СПК1, та самая вражина, которая плотавские земли китайцам отдала, оказалась моложавой красивой женщиной. Работала в хозяйстве бухгалтером и не испугалась его возглавить. Втайне надеялась, что ей, женщине, легче будет договориться с краевыми начальниками. Неужели не захотят подсобить? Не захотели. Им, начальникам, хоть баба, хоть мужик, хоть дитя малое.
— Все никак не могу понять, для чего у нас в крае существует управление сельского хозяйства, да еще не на одном этаже, если ни один вопрос в хозяйстве не решается.
Она знала, что если выход найден не будет, весной не отсеяться. Что это такое для деревни, знает тот, кто в ней жил. Весна и пахота — дело святое.
Я еще застала сталинскую деревню, когда трудодень назывался палочкой, потому что палочкой он и был на бумаге. Но с наступлением весны крестьянин оживал. Словно заново рождался. Словно не у него по осени отобрали зерно подчистую. Помню, как перед посевной открыли амбар, и все люди обмерли: смерзшееся зерно стояло столбами. Бабы в голос завыли. И все равно — вышли в поле.
Так вот: ни семян, ни солярки, ни запчастей в хозяйстве. Резко упали цены на зерно. Тонна ржи уходила за 350 рублей. Мясо стало копеечным. От мощного скотопрома, где было шесть тысяч голов, не осталось и сотни. Горюче-смазочные материалы сжирали все. Десять лет не давали зарплаты. Начался разбой. Крали все: коров, корма, провода, складские помещения.
Наталья говорит об этом без обличительного пафоса: ну-ка, поживи без зарплаты, собери детей по осени к школе. Иногда она вдруг переходила на интонацию, с которой я не раз сталкивалась в последнее время.
— Ну и пусть! Так нам и надо! Не хотели последнее сохранить, поднапрячься. Пусть все так и будет, как идет.
Не могу понять, чего больше в таких речах: боли, отчаяния, безысходности или трезвого осознания ситуации, в которой оказались. Чаще всего слышится горечь от понимания, что не сумели супротивиться ходу вещей. Надвигающуюся беду приняли как неотвратимость. Как нечто, с чем не совладать. Одна из непостижимых загадок крестьянина.
— Я человек деревенский и все думаю, почему крестьяне оказались в нашей стране не нужны. Но пусть мы им обрыдли, но как они собираются прожить без сельского хозяйства? Может, нам какую замену готовят?
Это надо запомнить.
И тогда — пришли китайцы (дунгане2).
Совет принять помощь от китайцев пришел из районного центра Баево. Это тоже надо запомнить.
Инвестор из Пекина. По селу идет слух, что второй инвестор — из Гонконга. Созвали общее собрание. На нем было образовано так называемое совместное предприятие. Совместное — лукавая формулировка. Стратегия развития хозяйства — дело китайцев.
Собрание было бурным. Мужики вышли вконец расстроенные.
— Ну вот, сдалися китайцам! Отсеемся, соберем урожай и увезут его незнамо куда. Ни с чем останемся…
— Послушайте, мужики, — сказал глава сельской администрации Александр Алексеевич, — а раньше вам много чего доставалось? Сейчас посеем и уже что-то заработаем. Ведь ничего же не получали.
И то — правда! Мужики согласились.
Сто двадцать пять человек вошли в хозяйство, которое называется ООО «Вань Юань Плотава».
Посторонние люди
Ильяс: "Снимите меня в задумчивости". (Фото Эльвиры Горюхиной)
Уже вовсю завечерело, когда подалась я по деревне в поисках ночлега. Мимо клуба прошел китаец с пакетом, в котором была еда. На ловца и зверь! Его зовут Ильяс. Хорошо говорит по-русски. Он идет в ночь сторожить сено. Все мои попытки выяснить историю пришествия китайцев в Плотаву пресекались чисто восточным приемом: «не знаю», «не понимаю», «мне неизвестно», «не велено».
Кое-что я уже узнала к утру. Не от китайцев. Слухами земля полнится. И во всеоружии к семи утра отправилась в контору хозяйства.
У входа в контору стоял старик. Он явно дожидался кого-то из китайцев. Когда подошел китаец, которого в деревне зовут Яшкой, он кинулся к нему навстречу с какой-то просьбой. Мне показалось, что просил он как-то униженно, что ли. Спросила, как его зовут.
— Иваном меня зовут, да я тут никто. Я — посторонний, — с той же уничижительной интонацией ответствовал он.
Вдруг я взрываюсь.
— Это почему вы здесь посторонний? На своей-то родной земле?! Это они посторонние, — указала я на Яшку.
Он обернулся на мои вопли и сказал, не повысив голоса:
— Ошибаетесь. Я здесь непосторонний.
Было отчетливое ощущение, что это мы с Иваном посторонние. Такое чувство на родной земле испытала впервые. Горькое чувство.
В тот день главный управляющий Султан (китаец-дунганин) был на месте. Молод (33 года). Красив. Выпускник алма-атинского вуза. Хозяин в нем чувствовался сразу. Он не первый год на Алтае. Говорят, не то в Благовещенке, не то в Камне-на-Оби у него прядильный цех. Изготовляют тару. Еще много чего есть у Султана, про что мы не знаем.
Разговаривать со мной отказался. Наотрез. Последней попыткой стала моя грозная тирада:
— Значит, мне остается написать, что я приехала в родные края узнать, что здесь происходит, а мне от ворот поворот?!
— Никакими статьями этот процесс уже не остановить, — спокойно сказал Султан.
Султан — современный бизнесмен. Знает цену минуте. За то время, пока я была в кабинете, он успел отдать распоряжения агроному, бухгалтеру. Распаковал четыре радиотелефона и передал их главному инженеру Сергею Леонидовичу. Один — в кабинет, другой — в больницу. И т.д.
«Господи! Почему аппарат для больницы должен купить китаец?» — все еще внутренне бунтовала я.
Спросила: правда ли, что организовать бизнес в России считается престижнее, чем тот же бизнес внутри Китая?
— Да, — сказал Султан, — это престижно.
Узнав, сколько засеяно (2,5 тысячи га и 1,5 тысячи га под парами), спросила, понимает ли он, что 125 человек — это избыточная сила для такого объема работ.
Он сказал, что в договоре есть обязательства перед всеми членами бывшего СПК. Некоторых уже исключили. За пьянство, прогулы, воровство солярки. Увольнения жесткие. Неукоснительные. Уволенные просятся назад.
— А может случиться, что однажды вы сюда привезете своих людей?
— Не исключено, — сказал Султан, уклонившись обсуждать горячую тему.
Однажды Султан сказал главе сельской администрации:
— Лет через двадцать основное население здесь будет наше.
Кто это наши, плотавцы размышляют. Спросила, на каком языке говорят между собой.
— На китайском. Каком же еще?
Принесли воду в бутылках для чая. Султан протянул мне пакетик для заварки. А где знаменитый китайский чай?
— Чай китайский будет. Здесь будет все, — сказал Султан и пригласил меня на завтрак в столовую. Обеды для рабочих бесплатные. Тем, кто в поле, обеды подвозят.
Спросила, что Султан думает о русском земледельце. Есть ли у него положительные качества?
Султан вмиг оживился:
— Знаете, что я понял? Здешние люди нежадные. Не хапуги, у них нет потребности урвать, скопить. Я не вижу в них жажды наживы. Ценнейшее свойство в наше время. И очень редкое.
— А пьянство?
— Я здесь не первый год. Да, пьют. Но большинство пьет от полнейшей безысходности. Это надо понимать.
На душе потеплело. Изловчилась спросить, почему бы Султану не поработать на родной казахстанской земле на деньги китайцев. Султан не оскорбился. И произнес довольно длинную речь о том, что он ведь тоже на родной земле. Мы ведь все из одной страны — Советского Союза. Переживаем период собирания сил.
Этот бренд «Советский Союз» уже мне встречался и на Алтае, и в других краях. Он облегчает пришельцу освоение нового жизненного пространства. Султан сменил интонацию:
— Рано обо всем говорить. Оставьте свой телефон. Я вас лично приглашу через год. Вот тогда и поговорим.
Инженеру Сергею я пожаловалась.
— Как трудно с китайцами иметь дело. Что бы они ни говорили, есть ощущение, что сказана сотая часть.
— Вы не правы, — возразил Сергей. — Дело в том, что, в отличие от нас, привыкших болтать, китайцы несут ответственность за каждое произнесенное слово. Потому они немногословны. Я заметил у них одну черту: они всегда идут вперед. Не останавливаются, что бы ни случилось. Если останавливаются, то только затем, чтобы оценить сделанную работу. 24 часа — норма их работы.
— Но вы никогда не будете уверены в том, что с вами может произойти через эти 24 часа, — включился еще один собеседник.
«С брехом остались»
В Плотаве много чего говорят о китайцах. Будто они ограбили деревню Покровку. Забрали всю технику. Поля попортили. Обобрали людей. Ушли из Покровки — и вот на тебе! Заявились в Плотаву, чтобы легче все было вывезти. От нас ехать можно хоть в Казахстан, хоть в Сибирь, хоть на Дальний Восток.
Значит, надо ехать в Покровку. Проехала около двухсот верст. Чуманка, Верхняя Чуманка, Нижняя Чуманка, Верх-Пайово, Нижнее Пайово, Покровка. Рукой подать место, где приземлилась первая женщина-космонавт…
Во всей красе увидела, как погибают деревни. Ничего нового для меня не было. Но каждый раз, когда видишь отдельного человека с его неповторимой судьбой, попавшего в тиски грабительских реформ, сердце сжимается с новой силой.
— Наш возраст уйдет, — говорит доярка, оставшаяся без работы, — а молодые сами вымрут. Пустыня здесь будет, помяни мое слово.
…Василий Васильев прошел Чечню, Нагорный Карабах в качестве корреспондента одной военной газеты. С гибелью своего села смириться не может. На днях видел, как пьяные мужики грузили металлические конструкции коровника на телегу. Забили лошадь. Она не могла двинуться с места. Лошадь упала. Василий врезал мужикам. Помог лошади подняться. Спас бедолагу. Жены пьяниц подали на Василия жалобу. Сегодня он будет объясняться в прокуратуре. На днях пропали четыре лошади из стада. По всему видно, в Казахстан угнали. Да не казахи, а свои, чертовы дети.
...Потихоньку завожу разговор о китайцах.
— А дураки — мужики, согнали китайцев. Да если бы они дольщики были, а так, халявщики, пустобрехи… Да можно сказать, не сильно-то их гнали… Сами ушли.
На краю села у околицы сидят учительницы местной школы. Тоже охали и ахали, что китайцы ушли.
— Жаль китайцев. На долю давали 22 центнера сена, корма, а счас… Обратились в соседний колхоз. Так они за центнер сена знаешь, сколько заломили? В голову не входит эта цифирь.
Здесь, в Покровке, тоже живут дунгане. Выращивают арбузы, капусту, все лето с поля не уходят. На 13 детей в покровской школе стало больше.
Спрашиваю, есть ли трения на межнациональной почве.
— Да что вы, господь с вами! А что дунгане — не люди? Работают себе и пусть работают. Наши дунгане из Киргизии. Говорят, местные там к ним плохо относятся. Выживают, измываются. В Сибири им сплошной рай.
Вдруг вспомнили, что однажды парни из соседней деревни побили дунганов. Но совсем не потому, что они люди другой национальности. И русских бы побили. Пьянь она и есть пьянь. Было такое всего один раз. О Султане вспоминают хорошо.
— Попросишь машину на свадьбу, похороны или в больницу — отказу не было… Дал краску клуб покрасить. Помогал школе ремонт сделать. Сканер купил. Китайца нет — помощи ждать неоткуда.
Уже на выезде из деревни я встретила двух женщин.
— Все им китайцы не подходили. Они уехали, теперь мы голой жопой об забор.
— Чо мелешь-то, забор давно разобрали.
— Ну с брехом остались.
— А кто брешет? — спросила я.
— Власть наша. Она и брешет.
…Вот День Победы. В селе еще живы фронтовики. Это их святой день. В сельской казне — ни копейки.
Глава сельской администрации пошел к Султану. Тот нашел семь тысяч рублей и провел их через бухгалтерию. Почему у китайцев нашлись деньги, а у победившей страны их нет — коренной вопрос для России.
Пришло время проводить районную олимпиаду в Плотаве. Глава администрации только успевал давать заказы то на огораживание стадиона, то на кормежку спортсменов. Султан закатил такой праздник для сельских спортсменов, какого отродясь здесь не видывали.
Лето — 2005 год
Это была первая командировка в моей жизни, когда я ровным счетом ничего не поняла. Как и плотавцы, не сумела определиться по «китайскому» вопросу. Смятенное чувство меня не покидало весь год.
Итак, китайцы вкладывают свои деньги в российскую землю. Это, возможно, проявление мировых тенденций в экономике. «Так живет весь мир», — скажет мне Султан.
Но каковы социальные последствия этих тенденций? Какими законодательными актами они оговорены? Не означает ли приход китайцев, что рожденные на плотавской земле люди рано или поздно будут вытеснены со своей земли? И кто-то из Пекина будет определять, жить или не жить в Плотаве Жене-трактористу. Один толстосум сказал: «А мне наших и не надо. Я китайцев или вьетнамцев привезу. Они мне задешево спляшут и споют».
— А что, комбайн китайца по воздуху пойдет? — спросил один мужик, когда я передала слова толстосума.
— Что вы имеете в виду? — спросила я.
— То самое и имею… Красного петуха подзабыли?
Прошел год. Султан не звонил. По телефону у своих друзей я узнавала, занимаются ли плотавские поля пожаром. Нет, не горят.
Нынешним летом я предстала пред ясны очи Султана. Он встретил меня как родного человека (таков китайский стиль, подумалось мне). Он помнил мое имя и все мои телефоны. Сказал, что об успехах говорить рано, надо подождать еще год. Несколько раз в разговоре обращался ко мне по имени и отчеству. Производит сильное впечатление.
В отличие от тысяч русских, бежавших из Средней Азии и горе мыкающих без всяких надежд на гражданство, Султан уже гражданин России. 13 января 2005 года страна пополнилась еще одним гражданином. Китайцем. Говорить о трудностях бизнеса в России не спешит. Рукой подать от Плотавы — Казахстан. Там благоприятный инвестиционный климат и сельское хозяйство получает 20 процентов от бюджета (наши 1,6 процента — большая победа министра сельского хозяйства Алексея Гордеева).
— Там очень трудно иностранцу. Сильны клановые отношения. Их не преодолеть.
Как воскликнула бы небезызвестная бесприданница: «Наконец-то слово найдено!». Община в Казахстане — сдерживающий фактор. Община как средство сбережения территории. Каковы механизмы, обеспечивающие нашу продовольственную безопасность? Нашу территориальную целостность?
Родная бюрократия гробит деревню. Беспрецедентен отъем собственности у крестьянина. Законодательная власть обслуживает аппетиты чиновников новыми законодательными актами. Чего стоит одна инициатива — перерегистрация земельных паев. Нынешним летом я прошла 20 сибирских сел. Везде одна картина — даже преуспевающие фермеры испытывают непреодолимые трудности в оформлении паев, которые переданы им в аренду крестьянами.
Цель бюрократических проволочек — нехитрая. Неоформленные паи поступают в так называемое доверительное управление, которое пополнит административный ресурс. Вот я и спросила Султана о трудностях с паями.
— Никаких! Все оформлено.
Единственный счастливец на сибирской земле…
Ночи напролет в доме главы администрации обсуждаем приход китайцев в Плотаву.
— Одно ясно: жизнь резко меняется. Так, как жили раньше, жить уже не будем. Пока китайцы выполняют все обязательства, взятые при соглашении, но уже сегодня Султан ставит вопрос о приезде рабочих из Китая. Попытки договориться с механизаторами соседних сел провалились3, — это говорит глава администрации Александр Алексеевич Еноткин.
«Китайцы в Сибири» — не новая тема. Лет десять назад, когда решался вопрос о строительстве дороги в Китай через Кош-Агач (Горный Алтай, 50 км от Монголии), глава районной администрации Ауэльхан Джаткамбаев говорил мне: «Китайцы правы в своих поисках рынка и освоении новых жизненных пространств. Проблема китайцев в России — это проблема только нашей бюрократии. Создавайте рыночные коридоры. Пусть работают, торгуют и — домой, в Китай. Наш чиновник, заботясь о личном кармане, задарма продает территории. Это практически продажа родины».
Чего хочет бюрократ? Денег? И только? Нет. Он навострился получить послушный народ. С тотальной зависимостью от чиновника. Скажем прямо, над Женей-трактористом власти полной нет. Он может плюнуть на чиновника и пойдет вспахивать огороды старухам. Китайцы — не только дойная корова, чиновник держит эту корову в своем стойле. Нашему чиновнику Женька не вышел потому, что он уже не будет работать в режиме отцов, как сказал мне один знаток деревенской жизни. Работать и годами не получать ни копейки — вот что досталось в наследство молодому поколению на селе.
Столкнувшись с таким социальным явлением, чиновник запустил легенду о вековечной лени российского мужика и его беспробудном пьянстве.
И вот тут как тут китаец, готовый бесконечно кланяться за предоставленную работу и похлебку. Вот он-то и будет работать в режиме, угодном чиновнику.
…В рабочей столовой появился новый повар — дунганка Роза из Казахстана. Приехала с семьей.
— Как ты переносишь холод? — спрашиваю.
— Живем хорошо. Люди здесь мирные. Для моих болезней холод лучше. Дети не будут учиться на казахском…
— А зачем детям русский язык?
— Да ты что? Он же всемирный.
— Скоро здесь главным станет китайский.
— А мы его знаем, — и Роза смеется.
Вот так и поговорили. Пришел Султан. Он всегда обедает с рабочими за одним столом. Белокурый тракторист, совсем подросток, сидел в окружении китайцев.
— Да какие они китайцы! Они свои, наши, — улыбается парень. — Работу дают — и ладно.
— Сколько можешь заработать за уборку?
— Тысячи четыре, а может, и три выйдет.
— Маловато, — сказала я.
— А кто даст больше?
Никто, подумала я.
Султан отдал распоряжение на кухне, я получаю увесистый пакет с самсой в дальнюю дорогу.
…Далек ли час, когда тема «китайцы в Сибири» не будет так актуальна. Заселение территории Сибири китайцами станет фактом, не подлежащим обсуждению. Просто однажды мы, сибиряки, проснемся в другой стране, и не важно, какой флаг будет развеваться над крышей. Как любят говорить сегодня в суде крестьянам, отстаивающим свой земельный пай: «Право у вас на землю есть, но земли у вас нет по факту». Думаю, не только с фактом, но и с правом у китайцев все будет в полном порядке.
— Сколько в Сибири живет человек? Миллионов двадцать? А здесь должны жить сто миллионов, — сказал Султан.
Он это сказал как человек, обеспокоенный… безлюдьем Сибири. Я что-то попыталась промямлить про дали и просторы, которые формируют характер российского человека, но было ясно, что поколение Султана может осуществить свою мечту.
— Русский человек уходит с земли, — сказал мне один чиновник.
— Сам, что ли? — осведомилась я.
— Нет, исторически…
— Кем же вы будете управлять?
— Кто придет ему на смену.
P.S. Возвращаюсь домой на попутке, водитель Петя занимается закупкой мяса у населения. У него свой взгляд на китайскую проблему. Ничего не имея против плотавских китайцев, он тем не менее предупредил:
— Эти суки думают, что их Пекин будет ублажать. Китаец будет землю пахать, а они на высоких стульях сидеть. Ни черта подобного. Они и туда войдут!
Надо ли уточнять, кто такие «суки» и что это такое — «туда», куда могут войти китайцы?
|
|
E-mail: 
info@telesys.ru
